короче, мне диким образом вкатили акварельки и я продолжаю переводить бумагу. за последний месяц я понял, чем отличается бумага с хуёвой пропиткой от бумаги с пиздец хуёвой пропиткой, что пони не созданы для кисточек, и пусть лучше ради оных свежуют белок, что цветные карандаши нифига не рисуют по акварельной бумаге, а акварель нифига не отстируется от футболок, и что питерские краски набивают в кюветы с верхом, а московские - в более ровные. да, и ещё я зачем-то купил серебряную краску, а на жидкий латекс бабло пожалел :-)
время беззвучного хрипа грязной водой утекло; в банке безглазая рыба трёт плавниками стекло. брюхо своё открывая яркого солнца лучам, всё под собой покрывает тенью по форме ключа. в мире своём чёрно-белом рыба гниёт по краям - неотделима от тела рыбья её чешуя; небо отчёркнуто кругом, и потому, до поры, рыба плывёт кверху брюхом - так уж ведётся у рыб.
крепко сростаясь руками, тянем плавник к плавнику; плоть превращается в камень, камень крошится в муку, кости становятся мелом, и, как разбитый кувшин, тело вливается в тело, будто в них нету души. вновь ощущая как с всхлипом вдруг опускается грудь, мы, вечно глупые рыбы, мечем друг в друга икру. но всех подводных течений не разорвать тишины - рыба не просит прощенья. и не признает вины.
в светящихся окнах едва различимы лица случайный жилец проживает в квартире тридцать он держит на кухне двух рыбок в кофейной банке он хочет отправиться в рим завести собаку понять что не все так плохо пустить там корни и даже не вспомнить свой богом забытый дворик как рыбина пойманный в сети тремя домами читая письмо от соседей о смерти мамы
знаешь, такое дело, нам не спастись, увы, и никуда не деться - все мы давно мертвы. впрочем, бояться глупо, жизнь чередой идёт - грядки, росточки, клумбы, даже герань цветёт. свиньи глотают просо, птички клюют говно, все чрезвычайно просто. даже порой смешно. не ожидаешь кары, и перемен не ждёшь; жизнь, как отрыжка кармы - чистой воды пиздёж. сморщенной обезьянкой грустно молчит душа, вывернуть наизнанку тесный её пиджак, выгладить где не гладко, новый создать уют: клумбы, росточки, грядки. птички говно клюют.
начинаем игру, где, тождественен куче дерьма, ты, мой маленький друг, беспрепятственно сходишь с ума. и кривляешься вплоть до конца, и смеёшься, пока твою чистую плоть по куску поглощает капкан. эту боль не для всех совершенно нельзя приручить. это круче чем секс, это даже сильней чем дрочить. солнце брызжет из глаз и зрачок расцветает крестом, будто всё в первый раз. будто твой наркодилер - христос. если б только он смог - ввёл, либидо впечатав в турник, в воспалившийся мозг концентрат ежедневной херни, чтоб взорвался хребет. чтоб, трезвея, сгорать от стыда, выть, и клясться себе в сотый раз не любить. никогда.
